Матвей Осенин. Я знаю тридцать имён девочек

Виола

Девушку со скрипкой, Виолу, я обхаживал по всем законам романтического жанра. Сначала просто встречи, букеты-конфеты и прочее. Затем посиделки в кафешках, походы на выставки, случайное тисканье в толпе людей и потом неловкие смущалки по этому поводу. Лишь уверившись в том, что я готов следовать правилу хоть какого по счёту свидания, Виола снизошла до робких поцелуев. А потом решилась посмотреть на экзотических рыбок в моём аквариуме. Банально, конечно, но работает. (Аквариум у меня на тридцать литров, живёт в нём пяток барбусов, но барышни неизменно восхищаются моими способностями аквариумиста.)

Ухаживал я за Виолой даже не ради обольщения. Она, в целом, была довольно средней девушкой. Одевалась в странные болтающиеся и развевающиеся одежды, которые ей не шли, поскольку подчёркивали довольно упитанную попу и совсем прятали маленькую грудь. Читать не любила, смотрела сериалы и мало интересовалась тем, что происходит в мире. И даже вроде бы творческая работа в оркестре, когда-то казавшаяся ей пределом мечтаний, воспринималась ею как некое ремесленничество по «пилению» дорогого инструмента.

Всё это было довольно уныло, но одна черта Виолы сразила меня наповал. Виола врала. Автоматически врала всегда и обо во всём.

Спросишь, почему опоздала, и услышишь страшную историю, в которой фигурируют безумные милиционеры и потерянные дети. Невинно поинтересуешься, почему поцарапана рука, и проведешь полчаса в странном триллере про сбежавших из зоопарка тигрят и одинокого зеленого попугая. Сделаешь замечание, чтобы не ковырялась в носу, и получишь в ответ сагу о маленьком мире волшебных созданий, которые живут у нас в носоглотке.

Но больше всего мне нравились сказки, которые Виола рассказывала в постели. Эротические фантазии этой врушки уже в первые четверть часа доказали мне, что я ничего не знаю о женских заскоках в области секса.

Какие там феи и рыцари, какие принцессы и разбойники… Виола слагала саги об инопланетянках, которым нужно сразу пять мужчин, а это создаёт проблемы, потому что кто в какую дырку лезет – решает муж-инопланетянин, а он ревнует жену и всегда выбирает не тех и не туда. Виола придумывала легенды о матери мира, которой во сне сто раз овладел прародитель деревьев, и от этого произошли папоротники, ёлки и цветы. Виола рассказывала криминальные истории о подземном мире, где в моде секс между синими палочками и зелёными трубочками. Наконец, Виола сочиняла многосерийные эпопеи про одиноких улитов, странствующих по космосу в вытянутых ракушках и трахающих целые галактики.

Я хотел быть улитом и трахал галактику Виола с особенным чувством космического мужчины.

Я начал убеждать Виолу в необходимости записывать сказки и превратить очевидный литературный талант в кусок хлеба и любимую работу. Пару раз я записал её байки на диктофон, а потом всучил их родной тётке, которая хотя и занимается печатью этикеток, но является куда более близким к издательскому бизнесу человеком, нежели я. Тёткины друзья писанину вполне одобрили. Увы, Виола оказалась не в состоянии хотя бы одну историю довести до конца. Каждый раз она придумывала к своим сказкам новый конец, а на следующий день, перечитав это новое, начинала переписывать всё с самого начала.

И всё же редакторы и издатели, почувствовав непринуждённость творчества Виолы, а значит и её потенциал в написании целых серий сказочной белиберды, столь охотно употребляемой в качестве интеллектуальной пищи дамами всех возрастов, начали понемногу учить и шлифовать этот алмаз сказочной мысли. Полагаю, совместными усилиями мы вполне смогли бы возвести на отечественный литературный небосклон новую писательскую звезду.

Но тут рассеянная неженка Виола на одном из концертов приглянулась чиновнику весьма высокого полёта. Некогда в детстве у его бабушки была любимая открытка, выставленная на пианино в рамочке – девушка-ангел с маленькой скрипочкой в руках. Год за годом подрастающий мальчонка смотрел на скрипочку и зомбировался причудой старой бабульки. Бабулька умерла, открытка исчезла, прошло ещё три десятилетия, а потом – бац! – и в мозгах выросшего мальчонки что-то замкнулось, совместив позабытую вроде картинку и живую девушку.

Чиновник начал ухаживать за Виолой в режиме быстрого штурма и резвого натиска. Оторопев, девушка стала избегать навязчивого кавалера, что только зацементировало интерес кавалера этаким «умру, но получу эту девушку». Умирать не потребовалось. Цветы, конфеты, правила свиданий, робкие поцелуи, показ птичек, живущих у чиновника дома (пара волнистых попугайчиков) – и Виола сдалась.

Я понял, что это произошло, но не стал ничего предпринимать. Мне было интересно послушать, что она наврёт, и посмотреть, как она поведёт себя дальше. Наврала она про то, что пошла в салон красоты, но встретила караван верблюдов, которые шли из цирка на киностудию, но заблудились, и ей пришлось залезть на первого слона, чтобы показать им Великий Шёлковый путь.

Разрывать отношения со мной из-за романа с другим мужчиной Виола не стала. Сделала вид, что всё так и должно быть. Сегодня она у меня. Завтра у чиновника. Мне было смешно, а чиновник ничего не узнал.

Вероятно, двойная жизнь врушки могла бы продолжаться до бесконечности, но если я пытался развить талант Виолы, то чиновник враньё своего ангела категорически не одобрил. Он начал отучать её врать. И в столь любимых мною сказках начали вдруг появляться паузы, пустоты. Виола начала задумываться, а логично ли то, что она болтает, а не сказала ли она чего-нибудь некорректного, а не проскочила ли в её байке какая-нибудь политическая аллюзия. Паузы сбивали её и получалось действительно нелогично. А уж увидеть в болтовне Виолы политическую аллюзию мог только сильно ушибленный на голову человек. Я узнал, что у чиновника в молодости была серьёзная травма головы, вероятно, с тех пор он такой, во всём видит одни аллюзии.

Постепенно наши отношения с Виолой разладились. А её связь с чиновником пришла к счастливому брачному ритуалу. Чиновник сделал Виоле предложение. Ангел понравился его маме, и это стало решающим фактором в его решении повести её к алтарю. Поскольку счастливый жених незадолго до этого разменял пятый десяток лет, полагаю, его маму устроил бы даже крокодил. А симпатичная и творческая девушка, мямлящая что-то о детях и желании во всём потакать мужу, должна была пробуждать в той маме желание срочно запереть это сокровище под замок и не выпускать больше никогда. (Да, я знаю, что часто мамы нелогично делают ровно противоположное.)

Обычно я устраиваю своим постоянным девчонкам что-то вроде прощального вечера. Иногда даже и без секса. Это что-то вроде разумной точки в отношениях: спасибо, было здорово, давай выпьем и повеселимся на прощание. Но с Виолой не получилось. Она не смогла придумать сказку. Я не смог веселиться за двоих. Получилась не точка, а какое-то смазанное пятно.

Изредка я встречаю Виолу. В ресторанах или на каких-нибудь статусных мероприятиях. Она неизменно с мужем и в сопровождении охраны. Она не машет рукой, не кивает, не здоровается – мы незнакомы. Но иногда я ловлю её рассеянный взгляд и, улыбаясь, подмигиваю. Она отворачивается.

Я рад, что ей так повезло. Но изредка я немного грущу о пропавшей девушке со скрипкой. Нынешняя Виола слишком уж хороша и декоративна, но в ней нет волшебной непосредственности и душевности талантливой сказочницы. И я уверен, что теперь она врёт куда более правдоподобно и… скучно.