Матвей Осенин. Я знаю тридцать имён девочек

Мальвинка

Крупные мужчины любят миниатюрных женщин. Этот стереотип навязывают нам кинообразы хрупких принцесс и их мачо-ухажеров. На самом деле такой паре просто проще изобразить неземную любовь и романтичные отношения.

Мальвинка была вдовой. И очень необычной женщиной для привычного мне круга знакомых. Муж Мальвинки умер после тяжёлого ранения, полученного при выполнении какой-то важной военной операции, и у неё были совсем иные, чем у большинства современных вертихвосток, мысли о войне, о жизни и смерти. Мы случайно разговорились, одинаково скучая на помпезном милицейском банкете, и это стало началом нашей странной дружбы, если это можно так назвать.

Я много носил эту маленькую куколку на руках. Я вообще люблю носить женщин на руках. Нет ничего лучше для покорения сердца женщины, чем подхватить её на руки и куда-нибудь потащить. Они так балдеют, что в половине случаев забывают спросить, куда их собственно несут. (Думают они при этом всегда об одном - «том самом», и страшно обижаются, когда выясняется, что «то самое» не входило в твои планы.)

Но в этом есть проблемки – ясно, что даму с приличными габаритами и весом можно пронести от машины ко входу в ресторан, и потом считать себя атлетом-тяжеловесом. Нескладную дамочку, размахивающую руками или болтающую ногами, часто хочется приземлить в какую-нибудь лужу. Маленькая Мальвинка умела устраиваться на моих руках удобно для себя и для меня. И я подхватывал её на руки по поводу и без – мне это нравилось.

Ещё я красиво и подчеркнуто галантно за ней ухаживал. Подавал пальто, открывал двери, целовал руки. Завистливые взгляды провожали нас везде, но старался я не ради каких-то глазеющих дураков. Я вытаскивал Мальвинку из монастыря, в который она себя заточила. Постепенно она перестала сутулиться и нервно смотреть на часы каждые несколько минут (торопиться было уже некуда, но привычка осталась). Она избавилась от сплошь чёрной одежды и вспомнила, как здорово смеяться без особой причины.

Я не люблю тащить на себе чужие житейские проблемы, но ради Мальвинки встрял в сложный пасьянс родственно-судебных пут, из-за которого она могла остаться без жилья. Моё вмешательство не было, конечно, указанием того уровня, которого наши официальные инстанции послушались бы беспрекословно, но сам факт того, что за спиной ответчицы маячат некие люди, готовые защищать её интересы, здорово сместил чашки весов фемиды. Мальвинка благополучно вырвалась из паутины судов и жилищных проблем. Она не знала о моём участии в нажатии некоторых кнопок, и мне доставляло искреннюю радость её детское и непосредственное: «Ты представляешь, а судья оказался честным человеком!»

Я не стремился к какой-либо конспирации своих отношений с Мальвинкой, но почему-то нас воспринимали исключительно как друзей, которые изображают романтИк, но не являются любовниками. Может, потому что мы много общались на людях: в ресторанах, на премьерах, на каких-то случайных вечеринках. Нам нравилось просто разговаривать обо всем на свете. Её восхищала моя эрудиция и способность словесно дискредитировать любого гения. Мне нравился её здравый смысл и логичность восприятия причинно-следственных связей. Но для наших знакомых разговоры были лишь доказательством отсутствия между нами секса. Никто не верил, что Мальвинка изменит памяти мужа – и со мной.

Вообще, такого рода «измены» мне лично глубоко непонятны. Почему молодая красивая женщина с очень небанальным и умным взглядом на мир должна похоронить себя заживо в стенах пригородной и необустроенной коммуналки? Проведя два года у постели больного человека, разве не выполнила она все, на что соглашалась в той самой клятве «пока смерть не разлучит»? Люди все разные и отношения разные. Есть обстоятельства и ситуации, когда время траура и переживания необходимо. За два года наблюдения за тем, как сильный и обаятельный человек постепенно ломается операциями, болью и прикованностью к кровати, большинство из нас проникнется к этому человеку как минимум неприязнью. Жалостью и состраданием – да, но и неприязнью – обязательно (если вы честны с собой и не будете прятать от себя собственные чувства).


Мальвинка пожертвовала всем, чтобы два года посвятить заботам об умирающем муже. И осталась одна. Без работы, без денег, без квартиры, из-за которой родня мужа начала грязное судебное разбирательство. Но большинство даже близких её знакомых почему-то считали, что ещё пару лет она должна побыть в депрессии, а иначе память дорогого супруга будет оскорблена. Никто не интересовался тем, как и чем она живёт, но очень многие прямо таки с упоением рассказывали о ей о том, как именно она должна горевать и скорбеть.

Полагаю, в зачёт если не небесной канцелярии, то адской кухни учета добрых дел войдет мое мягкое, но настойчивое внедрение в сознание Мальвинки мысли о том, что плевать она хотела на всех этих так называемых близких.

 

Вскользь замечу, что я сам от любых близких мне людей не жду никакой самоотверженности. У меня есть опыт пребывания в беспомощном состоянии. К счастью, крайне недолгий, но научивший меня многому. Если вдруг мне придётся залечь надолго на больничную койку, я предпочту, чтобы рядом были профессиональные сиделки, а не те люди, кто мне дорог. Дети – молодые, им надо учиться, строить свою жизнь. Любимым женщинам – надо просто жить. Быть красивыми, молодыми, встречаться с сильными мужчинами и получать удовольствие от крепких и страстных объятий (пусть и не моих). Незачем им тратить время на чужие болячки.

К тому же толковая сиделка со спокойным подходом подчас куда лучше неумелой и истерично всхлипывающей женщины, готовой к самоотверженности, но не готовой в силу чисто физических данных элементарно перевернуть мое тело набок. Да и от какашек самоотверженную даму, скорее всего, стошнит. Не говоря уже о процедуре сбора мочи катетером – налюбовавшись на съежившегося «дружочка», женщина может напрочь утратить сексуальный интерес к его, так сказать, хозяину.

Может, я слишком черствый и эгоцентричный мужчина, но вид несчастной и плачущей из-за меня женщины разбивает моё сердце. А когда ты и так опутан проводами и трубочками, тратить силы ещё и на поддержку слабой женщины – роскошь, которая может дорого обойтись. Так что, любимые мои, если я болен – не надо сидеть у моей постели. Я жалок, я желчен и груб из-за болезни, я противен – и не надо тратить на меня время. Оставьте меня на попечении сиделок и бегите по своим делам (и к своим новым любовникам).

 

Но вернёмся к моему роману с Мальвинкой. Некоторое время после знакомства мы, уже внутренне сказав друг другу «да», мучились некими чисто географическими непонятками. Я настойчиво приглашал Мальвинку к себе, полагая, что ей будет легче расслабиться в моем комфортном жилище. Она же упрямо отказывалась ехать ко мне, уверяя, что мне обязательно надо заглянуть к ней – на чашечку чая.

Препирательства эти были мне до поры до времени непонятны, но однажды я наплевал на все доводы «против» и примчался в её коммуналку – с расчетом остаться на ночь. Расчет не оправдался, но вечер превзошел все мои ожидания.

В сексе Мальвинка точно знала, чего хочет. Под кроватью в её комнатке лежал странный узкий и толстый матрас-бревно. И когда она решительно вытащила его передо мной, я почти сразу решил, что пора вежливо делать ноги… Как многого я тогда еще не знал о женщинах. Всё было отлично продумано.

Мальвинка любила быть наездницей. Мужчина располагался на матрасе (это оказывалось довольно удобно), а она садилась на него сверху. При этом её ноги оказывались на полу, а за счет матраса и невысокого роста она действительно словно ехала, приподнимаясь в воображаемых стременах. Таким образом, она полностью контролировала и себя, и партнера, от которого по большому счету требовалось только спокойное ничегонеделание. Просто сказка, что эта маленькая женщина выделывала своим тазом…

Позже я утащил её всё же от любимого матраса и научил получать полноценное сексуальное удовольствие даже и без него, в самых различных вариантах позы «женщина сверху». Мальвинку было очень приятно учить. Она не жеманилась, не смущалась, и в свою очередь корректно и просто посвящала меня в разные женские секретики.

 

В некоторый тупик наши отношения зашли после того, как она честно и аргументировано попросила меня сделать ей ребёнка. Она объяснила желание родить одиночеством. И стремительно убегающим временем жизни (на тот момент ей не было тридцати). Она откровенно заявила, что не ждёт от меня никакой помощи, что запишет ребёнка только на себя, что никогда не будет шантажировать меня моим ребёнком. И что я представляюсь ей лучшей кандидатурой на роль биологического отца. Потому что представить себе отношения с другим мужчиной она просто не может.


Не то, чтобы я был против детей. Да и Мальвинка казалась мне весьма подходящей мамашкой для собственного отпрыска. Забеременей она неожиданно, я не колебался бы нисколько, предложив ей и помощь, и своё имя в метрике ребёнка, я даже согласился бы на небольшой шантаж с её стороны. Но быть донором спермы мне не хотелось.

И всё же я сказал ей «да». В таких ситуациях, если не соглашаешься, в лучшем случае теряешь дружеское расположение, в худшем – становишься врагом, козлом и последней сволочью. Даже самые умные женщины, понимая логику отказа, на почве разочарования поддаются негативным эмоциям. А само по себе «да» ничего не обещает. Зачатие – штука иногда внезапная и нежданная, а иногда годами тщетно выпрашиваемая у всех врачей и богов. Да и после зачатия надо ещё выносить ребёнка и родить его.

За согласием я постарался мягко объяснить Мальвинке, что быть матерью-одиночкой вовсе не обязательно, что я буду рад взять на себя чисто материальную сторону вопроса, что я смогу хотя бы иногда присутствовать в жизни ребёнка не мифическим и безвестно сгинувшим лётчиком-испытателем, а вполне себе живым отцом.

Моё намерение принять участие в воспитании ребёнка конкретно напрягло уже потенциальную мамашку. Она хотела получить дитё в своё единоличное распоряжение. Она знала, что у меня уже есть дети, и не хотела, чтобы однажды её ребёнок понял, что является лишь энным чадом от очередной наложницы. Она знала, что привязав ребёнка ко мне, она лишит его возможности обрести отца в неком другом мужчине, который всё же может появиться в её жизни. И она знала о сложных взаимоотношениях внутри моего родственного клана. Хотя на случай внезапного падения кирпича на мою голову я на специальной бумажке расписал, кому и что из моего барахла причитается, кто его знает, какая вожжа кому из родни попадёт по причинному месту. Как говорится, пуганая ворона куста боится.

Хотя и понимаемое обоими взаимное несогласие грозило сделать лёгкую трещинку в отношениях большим и непреодолимым каньоном. В итоге, немного помусолив тему, мы её отложили. Как показало время – мудро сделали.

Постепенно Мальвинка забыла о чёрных платках и нервных взглядах на часы, превратившись в очаровательную и весёлую женщину. Она не стала слепо следовать тому курсу жизни, что я для неё проложил, проявив несвойственную женщинам независимость в принятии судьбоносных решений. Я договорился о месте работы для неё менеджером по перекладыванию бумажек в одной достаточно преуспевающей компании. Но она неожиданно выбрала куда менее оплачиваемую и куда более хлопотную работу «локомотива» в новом бизнесе своей одноклассницы. Она выматывалась, уставала, нервничала, но зато училась, постепенно обретая довольно широкие и разнообразные связи, расширяя своё представление о мире, да и вообще становясь совсем уж умницей и охрененно интересной собеседницей.

 

Примерно через год наших отношений я сосватал Мальвинку за одного знакомого знакомых. Случайно встретившись с нами в боулинге, мистер Буратино запал на миниатюрную женщину в смешном голубом парике с одного взгляда. Что называется, посмотрел и закоротило. Ни он сам, ни Мальвинка не поняли, с чего это в воздухе появилась примесь озона, какая-такая молния где проскочила. Но я сразу сделал вид, что так просто рядом стою, мячи подношу. На правах старого друга семьи.

Через час после знакомства, пока мы с Буратино на пару отливали (да простят меня эстеты), я включил все свои ораторские способности и обрисовал Мальвинку как абсолютно неземное существо, чистое помыслами и душой. Страдающее по умершему мужу существо, которому так трудно в этом мире без настоящего мужчины. И нет-нет, я не смею нарушить её спокойствие грязными мыслишками. Я лишь любуюсь её совершенством.

Буратино позвонил ей на следующий день утром. В девять часов утра. Через неделю она, мило стесняясь и краснея (я так полагаю), осталась у него на ночь. А ещё через две недели они быстро и тихо (чтобы разные кланы родственников хай не подняли) расписались.

Я не знаю, есть ли у Мальвинки сейчас что-то взамен того бревнообразного матраса. Не знаю, носит ли её на руках мистер Буратино. Знаю, что он по-прежнему преуспевает в выращивании золотых на полях страны дураков. У него есть свой банк. Личный самолёт. И, кажется, ещё что-то плавающее с каютами из красного дерева. А у неё есть крошечный Буратино-next. Я надеюсь, что она счастлива, моя маленькая Мальвинка.


Следующая страница: Липа