Матвей Осенин. Я знаю тридцать имён девочек

Карамелька

У Карамельки были сахарные грудки. Белые, налитые, молоденькие грудки с аккуратными тёмными сосочками, напрягающимися просто по одному моему слову. Чудесные грудки самого подходящего размера – не большие, но и не маленькие, удивительные грудки совершенной формы, подобных которым я больше не встречал. По-честному, я только волевым усилием заставил себя запомнить лицо Карамели, потому что единственным, что меня в ней занимало, были грудки.

Уникальную драгоценность я бы и вовсе не увидел, если бы не настойчивость самой Карамели, твердо вознамерившейся именно со мной наставить рогов своему любимому мужу. Муж был намного её старше, и женился на ней исключительно в потворстве своим педофильским наклонностям. Только так можно объяснить брак между семнадцатилетней первокурсницей, носящей юбочки в клеточку и гольфики, и сорокалетним доцентом, читающим студентам что-то там из области философии.

В пору моего знакомства с Карамелькой этот брак очевидно и закономерно переживал острый кризис. Карамель выросла из гольфиков и простого миссионерского секса, пусть и приносящего все нужные физиологические реакции. Ей хотелось звёзд с неба. Увы, ранний брак и жизнь в заведенной колее семейной жизни превратили её в довольно унылую женщину, на которую я долгое время попросту не обращал внимания.

Отчаяшись найти во мне понимание своих проблем, настырная Карамелька предприняла смелую атаку – просто вторгнувшись в мою квартиру и скинув с себя все шмотки, она буквально запрыгнула в мою постель. И вот тут я обалдел. Чудо сахарных грудок сразило меня наповал. Я сразу сделался тем негодяем, которого во мне искала обладательница волшебного бюста, и отделал её по полной программе. Мы начали встречаться – как только у неё появлялась возможность.

Благодаря желанию потискать Карамельку, я оказался вовлечён в круг довольно широких знакомств в странных кругах искусствоведов, театралов, историков и прочих людей, которые не рисуют сами, не ставят сами спектакли, не могут удержать простой меч, но много обо всем этом пишут и говорят. Определенная фальшь таких занятий накладывала отпечаток и на Карамель – иногда она не столько хотела самого секса, сколько хотела думать и размышлять о нём.

Карамель с детства носила плотные лифчики с массивными бретельками и застежками – фасона «мама купила на распродаже». Единственным сравнением, пришедшим мне в голову, когда я был допущен лицезреть потенциально волнующее зрелище груди Карамельки в этом уродстве, была ножка Эсмеральды в испанском сапоге. Пришлось задарить девочку разнообразным бельишком, чтобы избежать таких потрясений в будущем. И всё же больше всего я любил, чтобы она не одевала никакого белья – совершенная драгоценность не нуждается в обрамлении.

Некоторые облики Карамельки я запомнил почти фотографически. Помню какую-то национальную рубаху с вышивкой и длинным разрезом спереди на шнурочках. Вытачки были маловаты, и соски слишком тёрлись о ткань, а тонкий ситец желтоватого цвета только подчеркивал белизну груди. Каюсь, я разодрал эту рубаху зубами и был близок к лёгкой форме каннибализма, так мне хотелось поскорее впиться в сахарную плоть.

Ещё помню свободную футболку – она то прилипала к грудкам, чётко вырисовывая идеальные формы, то болталась, пряча их за складками ткани. И каким же кайфом было запустить свои шаловливые ручонки под эту футболку – чтобы извести грудки длинными ласками. Это было на каком-то литературном собрании, все сидели такие чопорные, строгие, и внимали словам о высоком, а я специально устроился сзади так, чтобы никто не видел, чем собственно я занят. Как же изнемогли её соски от моих приставаний, как дрожали упругие полушария от страха и восторга, когда я стискивал их, и какой откровенно животный секс был потом в крошечном кабинете Карамельки прямо на полу.

Летом Карамель носила облегающие топики. И именно тогда я понял, что такое ревность. Обычно я не испытываю отрицательных эмоций, даже узнавая, что моя очередная возлюбленная предпочла другого. Ну, предпочла, так предпочла. Значит, пора искать новую подружку, с которой всё будет еще лучше и замечательнее. Но взгляды мужчин, поедавших грудки Карамельки взглядами, выводили меня из себя. Я хотел быть единственным причастным к этому чуду. Дошло до того, что я и мужа-зануду начал ревновать к грудкам. Хорошо хоть, он по осени снова начал читать лекции. Дни постепенно стали попрохладнее, топики сменились кофточками, и накал моих собственнических чувств поугас.

Первым откровением моих отношений с Карамелькой стало понимание того, почему так сладостно изводить ласками связанную подружку. Свободная Карамель всё время норовила обнять меня, поцеловать, обвить руками, ногами. Не то, чтобы это было плохо – я был всецело зациклен на её груди. Мне не нужны были её посредственные поцелуи, я хотел лизать, сосать, кусать её совершенную грудь. Первое связывание получилось практически случайно - я взял её в костюмерной, прямо в каком-то платье средневековой дамы с длинными шлейфами рукавов, и чтобы эти шлейфы не мешались, намотал их на её руки и на стойку с вешалками. И вдруг понял, что это то, чего мне давно хотелось. Я кончил три раза подряд, не переставая теребить, гладить, мусолить, тискать сахарные грудки Карамели. Она злилась неделю. А когда снова позвонила в мою дверь – её уже ждали длинные шелковые шарфы и меховые наручники.

В целом, я не поклонник всех этих интим аксессуаров. Лично мне достаточно воображения. Я могу представить свою любовницу в том виде, в каком захочу – и для этого вовсе не обязательно в реальности одевать её в какой-либо костюм или воспроизводить аутентичную обстановку. Если уж хочется жёсткости, есть дофига поз и положений, в которых мужчина может контролировать женщину без дополнительных прибамбасов, и это только больше заводит – она чуть сопротивляется, а ты даешь ей понять, что она бессильна.

Но с Карамелью я шёл по тонкому льду – она была уверена, что я без ума от неё, от её умных речей, от её сексапильных шуток, а в действительности у меня был роман не с ней, а с её грудью. Такое вот извращение. И я отдался ему со всем пылом, на который был способен. Я пеленал подружку в сложные коконы, оставляя свободными только грудь и местечко между ног. Я играл в диких индейцев и сорвавшихся с катушек аборигенов Австралии. Понятия не имею, что эти народы предпочитают в сексе. Карамелька же наверняка и по сию пору уверена, что в основном ласкают грудь. Я внушал ей игры с превращениями в экзотических животных, и полюбил странный секс, когда плоть грудок зажимает с двух сторон твой напряженный член. В-общем, несколько месяцев я был совершенно чокнут на одной идеальной груди.

Кончилось всё так же внезапно, как и началось. Страсти туманят разум. Скорее всего, увлеченный ласками сосочков и белой кожи, я был неосторожен. Карамелька забеременела. Обнаружив сей факт, она решительно разорвала все наши отношения.

Оно и к лучшему. Немного погрустив, я привел мозги в относительную норму.

Спустя три года Карамелька снова позвонила мне – и я сразу пригласил её приехать. Я едва мог дышать, пока стаскивал с неё глупое пальто и какие-то шмотки. И был наотмашь шокирован. То, что предстало моим глазам, оказалось чудовищным. Вместо сладких полусфер из крепкой белой плоти я обнаружил расплывшиеся бесформенные груди, болтающиеся из стороны в сторону. Они по-своему были хороши, и у другой женщины в другом контексте встреч я, возможно, счел бы их прекрасными. Если бы это не была моя Карамель с некогда безупречными сахарными грудками…

Из её сбивчивой речи я понял, что у неё все прекрасно, она по-прежнему очень любит мужа, у неё родилась прекрасная девочка, которую она целый год кормила грудью, муж начал строить загородный дом. Вот только она тоскует по всем тем штучкам, которые я с ней проделывал.

Женщины часто довольно открыто предлагают себя, хотя им и кажется, что это незаметно. Карамелька и вовсе не понимала, почему собственно она не может просто вынырнуть из ниоткуда и использовать меня для удовлетворения своих сексуальных потребностей. Это было вторым и последним откровением наших встреч – я вдруг представил себе, как связываю располневшую Карамелищу, а потом шлёпаю, щипаю, бью, терзаю её некогда божественную грудь – и эта мысленная картинка садистского секса мне весьма понравилась.

От греха подальше я выпроводил Карамель восвояси. Может, она и нашла утешение в чьих-то других объятиях, но моя совесть в данном случае чиста. Нехорошо, когда такие вещи мужчина творит с матерью своего ребенка, кто бы там ни числился отцом.