Матвей Осенин. Я знаю тридцать имён девочек
Самара
Ночной клуб. Пьяненькие мужчины. Расслабленные женщины. Высматривающие добычу девки. Жратва. Игра. Музыка. Огни. Часы в клубах сигаретного дыма. Бессмысленное времяпрепровождение для одних. Место для манипулирования словами и внушения партнерам нужных шаблонов для других. Обычно я оказываюсь в таких местах как раз с целями навязывания своей точки зрения. Иногда это оказывается испытанием, о котором наутро думаешь – блин, а стоило ли оно того? Слишком много отравленного воздуха и дурного алкоголя.
Я не курю. Пробовал, начинал, но всерьёз на никотин не подсел. В мире достаточно яда, чтобы ещё и травить себя самостоятельно. Я почти не употребляю алкоголь. Мой организм плохо его воспринимает – у меня тяжелейшее похмелье, сваливающее меня на пару дней. Конечно, любой знающий меня человек заявит, что это неправда. Что я литрами жру водку и не закусываю. Но фокус этот я освоил еще в ранней молодости, когда понял, что не могу перепить большинство сверстников. В нашем обществе, к сожалению, принят стереотип, что если ты не пьешь – ты и не мужик. А это усложняет ряд деловых контактов. Так что я научился пить крайне мало, но создавать впечатление, что счёт идет на литры. Опять же в большинстве случаев я выгляжу куда более пьяным, чем есть на самом деле. Это помогает – навязывать дуракам свои решения.
И вот однажды красивый такой я – в дорогом костюме, в подпитии, с благодушной мордой, уже приметивший дамочку, которую приятно будет попозже потискать, обнаружил, что прибывшие на встречу со мной дураки притащили с собой убогую недодевушку. В качестве объекта моего сексуального интереса.
В принципе, деловое сутенерство – с древности известная практика, и я знаю людей, кто активно пользуется неспособностью мужиков удержать свой член в штанах. Но на предлагаемый «сладкий приз» у меня попросту не стояло. У неё было плоское кукольное личико, раскрашенное слишком вульгарно, дурная прическа из каких-то кудряшек, полупрозрачная мятая блузка, за которой виднелись недоразвитые сиськи. И – самое ужасное – у неё были чудовищные руки в ссадинах с обгрызенными до мяса ногтями.
Когда я окончательно убедился, что это недоразумение должно склонить меня в пользу выдачи неких инвестиций людям, которые, очевидно, со своей стороны сочли меня ну слишком уж дураком, мне стало себя очень жалко. Примерно как подростку, внезапно обнаруживающему, что он никакой не избранный, а один из миллионов рабочих лошадок. На почве этой жалости я совершил чудовищный обман – полностью выпотрошил кошельки переговорщиков на дорогую выпивку (персонал клуба давно меня знает, и всегда рад и развлечься, и обогатиться с моей подачи), пообещал несколько серебряных лун и золотых гор, всплакнул под ностальгическое «куда уходит детство» и ударно показал класс в танцах диких бразильских обезьян. В-общем, ушёл в отрыв, точно зная, что ни шиша расплывающиеся в улыбках мерзкие рожи сводников не получат.
Результат отрыва оказался неожиданным. Девочка самоотверженно бросилась меня спасать. Она пыталась поддержать мое покачивающееся тело, когда я отправился в сортир. Она терпеливо умыла мою морду и попыталась втолковать, что её дядя и тетя – обманщики. Каюсь, первое, что я заподозрил – что игра чуть тоньше, чем я решил сначала, что все это тоже просчитано и является частью разводки. Несчастная дева бросается на выручку благородного рыцаря и выигрывает. Типа рыцарь ведётся на доброту, принимает участие в судьбе несчастной девочки и платит злым дядьке-тетьке требуемую сумму.
Чёрные очки цинизма иногда мешают разглядеть реальный мир ничуть не хуже розовых стекол наивности. Всё оказалось таким, каким выглядело. Самара оказалась бесхитростной девушкой, не понимающей, какую жестокую карту судьбы сдали ей на небесах.
Самарой я её назвал, потому что тот самый бизнес, для которого нужны были деньги, находился в Самаре. Единственной официальной владелицей бизнеса была мать Самары, сбежавшая от мужа-алкоголика через полгода после рождения ребёнка. Ребёнка она оставила мужу и за всю жизнь видела дочь ещё три раза. А жизнь её окончилась безвременно – в пожаре от непотушенной сигареты. Вместе с курильщицей сгорел её второй муж, который, собственно и зарегистрировал на её имя тринадцать компаний, занимающихся различными махинациями вокруг автомобилей и запчастей к ним.
Тетя и дядя Самары решили, что им выпал в жизни счастливый билет, но как-то вдруг выяснилось, что полукриминальный автобизнес не похож на баксо-плодоносящее дерево. Когда долги по нахапанным кредитам достигли критической отметки, опекуны наследницы отправились на покорение столицы, попутно промывая мозги девчонке на тему того, как она должна себя вести. Представления эти были почерпнуты из сериалов и жёлтой прессы, так что получилось то, что получилось. Самару несколько раз трахнули разные дядьки, но этим все и кончилось.
Вник я в этот житейский расклад уже дня через два после ночного отрыва. И с подначки одного из своих сотрудников вдруг увидел в ситуации руку провидения, которое словно подталкивало ко мне девчонку-недоразумение. И подначивало: из этого обгрызка тебе не сделать настоящую женщину.
Я пригласил Самару вроде как на свидание, но привез в свой офис и объяснил, что денег ей не дам. Но что мой соблазн примерить амплуа одного известного скульптора слишком велик, поэтому если она хочет реальных перемен в жизни, она будет послушной девочкой и сделает то, что я скажу. Она послушно согласилась и тут же отгрызла жалкий клочок своего ногтя, оставив жуткий кровоточащий заусенец.
Для начала я показал Самару почти трём десяткам очень разных людей, причём как мужчинам, так и женщинам. И ставки на то, что из этого ужаса не слепить приличной женщины, доросли до круглой суммы, которая удивила даже меня. Первоисточника идеи (греческого) и неплохой переработки (английской) большинство спорщиков не то, что не знало, а и не подозревало об их существовании. (Пигмалион и Галатея – классический античный сюжет, желающие найдут его повторения во всех литературах мира.) Так что я сразу прослыл изрядным затейником.
Потом я решил все проблемы с наследством Самары. Самое разумное, что можно посоветовать опекунам и самому ребенку в такой ситуации – продать всё унаследованное и побыстрее. Увы, я не знаю в нашей истории примеров, когда преданные управляющие терпеливо годами развивают чужой бизнес, чтобы выросшая маленькая принцесса смогла раздавать на улицах булочки голодным сироткам. Как правило, всё или разворовывается до последней кнопки или все активы быстро передаются компаниям, которыми владеют совсем другие люди. Мы всё-таки не в старой доброй Англии живем. (Хотя и там, судя по Диккенсу, ворья хватало.) В-общем, один умный человечек отправился монетизировать то, что ещё не успели растащить. И успел как раз к шапочному разбору. То, что удалось спасти, было положено на счет Самары. (Что она сделала с деньгами – не знаю. Вероятнее всего – попросту забыла о них.)
Затем я снял девочке квартирку. И занялся творчеством.
Если вы думаете, что я отвел её в салон красоты и модный бутик, откуда она уже выпорхнула феей, то вы круто заблуждаетесь насчет того, что важно в восприятии женщины. Естественность. Ни одна современная дама не выглядит в средневековом костюме органично – потому что не умеет его носить (ну, кроме актрис, их этому, представьте, специально учат). Деревенские дурочки, обвешивающие себя дорогими брендовыми тряпками – часто именно деревенскими дурочками и смотрятся, потому что кроме шмоток важен общий стиль, то, как ты себя ведешь, как сидишь, смотришь, говоришь.
Я отдал Самару учиться. Всему понемногу. Танцы, сценическое искусство, вокал, гимнастика, речь, история, музыка, кулинария, живопись, садоводство и так далее. Утро моей «скульптуры» начиналось в восемь, сигнал к отбою звучал в десять вечера. А день был заполнен жёстким расписанием уроков и забот о поддержании домашнего хозяйства. Жёсткий режим, никаких поблажек, наказания за любые провинности и строгие нотации в случае отступления от установленных правил.
Наказывал я Самару каждый раз по-разному. Шлёпал, лишал сладкого, запирал в кладовке, отнимал женские романы, рвал любимые шмотки и запрещал телевизор. Всё это было немного по-детски, и подчас я сам себе казался этаким Карабасом-Барабасом, только без бороды, но Самара воспринимала все мои детские идеи именно как наказания, и мне было и смешно, и грустно слышать её горькие рыдания из-за дверей кладовки или перед выключенным телеком.
В прошлые времена мужчины часто вполне официально разделяли женщин на тех, с которыми общаются и занимаются чувственными удовольствиями, и тех, кого пользуют в супружеской постели ради детей. Первым давали хорошее и разностороннее образование. Вторым отводили роль законной утробы. Воспроизводство себе подобных меня не интересовало. Я сделал из Самары отличную гетеру.
Уроки эротики и секса я давал ей сам. И это было не просто совращением, это было вдохновением мужчины, заполучившем кусок пластилина и возможность лепить каждый раз новую и неожиданную женщину. Самара была послушной умницей, и мне сносило крышу предвкушение очередного свидания, на котором я мог целовать юную наложницу в гареме султана, или наслаждаться порочностью маленькой гейши в домике с раздвигающимися стенами, или ласкать тело венецианской куртизанки в палаццо с видом на море.
Время шло. Самара училась. Я понемногу пресыщался ролью «скульптора». Наши постельные игры совершенствовались, и однажды настал тот день, когда она сама проявила инициативу, получив что-то вроде оценки в пять баллов за секс-контрольную.
Тогда я и вывел её впервые к широкой публике, которая с нетерпением ждала нашего с Самарой совместного провала. Не знаю, как в античности, но в английских салонах всё же были распространены некие правила и условности поведения. В наших великосветских и особенно богемных кругах этих правил не существует вовсе, во многом потому, что великосветские круги представляют собой невероятную по всем критериям смесь людей и субъективных представлений о мире. И провалиться у нас могут лишь совсем уж ушибленные на голову люди, да и то, только если вызовут чью-то мощную личную неприязнь.
И всё же с Самарой я едва не провалился на обвинении в мошенничестве. Дескать, я не ту девушку привёл, какую некоторое время назад публике показывал. Убедившись в моей честности, спорщики начали записываться в очередь на знакомство с умениями девушки в постели. Поначалу я был недоволен таким развитием событий, но жизнь есть жизнь, и впоследствии многие из той очереди знакомство это осуществили, и даже простодушно заявляли мне, что остались очень довольны.
Самара стала одной из признанных светских львиц. Она раздавала советы гламурным журналисточкам, строчила блоги, участвовала в показах мод. Её приглашали на телепередачи и закрытые вечеринки, находя сногсшибательно остроумной и ошеломляюще красивой. Выигранная сумма денег полностью покрыла мои расходы на обучение и воспитание девочки-недоразумения.
Но я не знал, что делать дальше со своим творением. Я привязался к ней, как привязываются мужчины к красивой преданной любовнице, в любое время дня и ночи готовой принять, выслушать, приласкать, утешить. Самара влюбилась в меня со всем пылом и страстью юной девушки, полностью зависящей от взрослого мужчины. Казалось бы, чего ещё желать для счастья? Но эти отношения были тупиковыми для обоих. Я помнил её обгрызенные ногти, и время от времени ловил себя на том, что слежу, не примется ли моя «скульптурка» за старое. Она поумнела и разобралась, что стала лишь моей игрушкой, прихотью избалованного мужчины.
Какое-то время мы плыли по инерции, пытаясь сохранить очарование отношений творца и его произведения, но однажды я понял, что пора провести выпускной вечер. Была зима, и я увёз Самару в маленький отель одной из скандинавских стран, где мы и просидели всю морозную неделю, не вылезая из-под тёплых одеял.
После возвращения Самару некоторое время колбасило – она то бросалась в какие-то невероятные благотворительные афёры, то пыталась пробиться в мир дизайна интерьера, то устраивалась на работу в пиар-агентства. Встретив её однажды, я дал ей совет не метаться в поисках того, чего не существует, а просто наслаждаться жизнью. Она обрушила на меня гневный спич, сводящийся к тому, что я загубил её молодость, но совету последовала.
Через год Самара благополучно выскочила замуж за богатого европейского мальчика, которого оставила ради американского миллионера-толстячка, которого в свою очередь бросила из-за спортсмена-латиноса. И так далее. Лучшие мужчины мира отпускают её с грустью, но без боли, с томлением, но без страданий, с благодарностью за чудесное волшебство, которое с ними приключилось. Она пишет им всем. А они присылают ей цветы и драгоценности.
Иногда она мне звонит. Поздравить с днём рождения. И я, смеясь, обещаю, что женюсь на ней, когда перестану хотеть всех других женщин. Потому что даже и тогда я буду хотеть её. Она смеётся в ответ и обещает, что будет в этом случае самой ужасной из всех семейных мегер.
Я создал замечательную Женщину. Но иногда я размышляю о том, что где-то в самарской глубинке спился какой-нибудь Вася – та самая заветная половинка нескладной девчонки с обгрызенными ногтями. Прости меня, чувак.