Матвей Осенин. Я знаю тридцать имён девочек
Марми
В имени Марми соединились мармелад и мрамор. Я познакомился с ней в интерьерном салоне – она продавала изделия из камня и все время поедала мармеладные дольки, которые ей дарили клиенты, коллеги, любовники. Я не обратил на неё особого внимания, зато она заметила меня.
Безалаберная, неаккуратная, рассеянная – это лишь некоторые из эпитетов, которые приходят мне в голову при мыслях о Марми. Она не умела готовить, не могла поддерживать элементарную чистоту и порядок в квартире, могла остаться вовсе без чистой одежды и белья. Её это не напрягало – мужчинам предлагалось принимать её такой, какая она есть.
У Марми была старая хрущевка, которую она переделала в одну большую студию, где даже туалет огораживался лишь толстым стеклом, причем достаточно прозрачным для того, чтобы из комнаты видеть всё, что происходит внутри. Студия часто была захламлена, но большая круглая кровать легко застилалась большими чистыми простынями, и это было единственное, что Марми не ленилась делать в смысле ухода за собственным домом.
Сексуальная притягательность Марми для меня оказалась неожиданной – притом, что она абсолютно ничего не делала сама. Она выходила из душа, укладывалась на кровать и позволяла мужчине делать со своим телом всё, что ему заблагорассудится. То есть совсем всё.
Именно с Марми я обрел опыт в некоторых сексуальных играх на самой грани разумности (а может и немного за этой гранью). Её можно было сворачивать в экзотические позы, изобретать разные упражнения с верёвками и наручниками, её можно было даже бить. При этом она отнюдь не была мазохисткой, просто считала, что сам факт того, что она отдалась мужчине, должен возносить его в небесные дали, и он автоматически должен обеспечить ей удовлетворение. Это была такая своеобразная лень. Зачем что-то делать самой, когда все могут делать другие? Может и странно, но это работало.
Каюсь, одно время я балдел от её тела, от этой вседозволенности, от её способности испытывать оргазм в самых невероятных положениях. Однажды я прилично отшлепал ее по большой круглой мягкой заднице. Периодически я увлекался и оставлял на ней синяки типа ущип и засос. Я сам ее брил во всех местах. Я сделал ей маленькую татуировку. Я проколол ей пупок – и мог бы проколоть все остальное, что только можно, но тогда я был ещё чуточку стеснительным и не решился на более интимные эксперименты.
Марми смеялась над всеми моими придумками. И кончала. Свёрнутая в трубочку и вывернутая самым неестественным образом она кончала, обеспечивая меня сознанием собственной крутости и несравненности.
Лишь постепенно я стал понимать, что далеко не всегда хочу и могу быть единственным «паровозом». Мужчины тоже любят побалдеть, ничего не делая. Предложение «Милый, я открою ротик, а дальше ты уж как-нибудь сам» нисколько не отвечает моим представлениям о хорошем минете. И если поначалу я был охрененно собой доволен, то потом до меня стало доходить, что в рамках отношений, заданных Марми, мне тесно и неудобно.
Вторым минусом этой связи стала территориальная привязанность Марми к одной-единственной круглой кровати. Любительница мармелада допускала секс только в своей родной спальне – и боже упаси, ни в коем случае не на природе или в неподходящем месте. Ведь не может же она спокойно разложиться под каким-нибудь кусточком?
Побороть территориальный комплекс я смог, почти насильно вытаскивая Марми из «заточения» родной квартиры и доводя её до умопомрачения в самых невероятных местах. Я заставил её извиваться в мольбах о пощаде на крыше тридцатиэтажного дома. В пригородном лесочке я уложил её на муравейник и, зализывая укусы, довёл до исступления. Я трахнул её прямо на её рабочем месте, раскорячив между стендами с образцами камня. Но получить от неё хотя бы понимание того, что не всегда всё работает в одну сторону, мне так и не удалось.
Почувствовав моё недовольство, Марми сделала несколько крайне странных попыток удержать меня. Это были шикарные скандалы. С матерными ругательствами, с причитаниями и стенаниями, с рыданиями в голос и заламыванием рук. Право, жаль, что официальной профессии плакалщиц на похоронах уже нет. Марми стала бы в таком театре непревзойденной звездой.
Но потом она сама дала мне повод к расставанию. Я не храню верности своим возлюбленным. Хотя всегда оставляю их в уверенности, что они единственные и неповторимые. В принципе я вполне допускаю, что и женщина может встречаться не только со мной, но знать об этом в большинстве случаев не хочу. Марми и в этом смысле оказалась неряхой. Однажды я застал в её квартире ещё одного её любовника – и распрощался с ней в тот же день.